Елена Игнатова - Загадки Петербурга I. Умышленный город
Но реакция общества оказалась противоположной ожиданиям народовольцев. «На месте преступления, — вспоминал А. Н. Бенуа, — я побывал с мамой дня через два. Однако к самому месту, т. е. к перилам набережной Екатерининского канала, нельзя было подойти из-за толпы. Издали было видно, что на том месте, где взорвалась вторая, убившая государя бомба, выросла целая гора венков и цветов, а вокруг этой горы стояли часовые и никого не пропускали… А дней через десять выросла на месте покушения и часовня, скромная, но изящная, построенная из непокрашенного дерева и увенчанная золотой луковицей… Все нараставшая гора цветов теперь была расположена вокруг часовни, и тут же стоял стол для пожертвований на постройку храма на месте убиения царя-мученика — иначе убитого государя не называли. Рассказывали, что уже собраны баснословные суммы. Все рассказы носили почти одинаковый характер — ужас перед свершившимся и абсолютное осуждение преступников-террористов, тогда как до этого „нигилисты“ были почти в моде».
8 марта 1881 года Александр II был погребен в Петропавловском соборе. 3 апреля на Семеновском плацу состоялась казнь народовольцев: Андрея Желябова, Николая Рысакова, Николая Кибальчича, Тимофея Михайлова и Софьи Перовской. Из воспоминаний об этом дне хочется привести одно, хотя его автор не был на Семеновском плацу, а лишь видел проезд обреченных к месту казни: «Затрещали суровые звуки барабанов. Неясный гул, стук и гам надвигающейся лавины раздавался все больше… Впереди ехало несколько рядов солдат. А затем следовали две колесницы. Люди со связанными назад руками и с черными досками на груди сидели высоко наверху. Я помню полное, бескровное лицо Перовской, ее широкий лоб. Помню желтоватое, обросшее бородой лицо Желябова. Остальные промелькнули передо мной незаметно, как тени. Но ужасны были не они… а самый хвост процессии.
Я не знаю, откуда набран он был, какие отребья его составляли. На Сенной площади, у Вяземской лавры группировались такие фигуры. В обычное время в городе подобных выродков нет. Это были… босые люди, оборванные, пьяные, несмотря на ранний час, радостные, оживленные, с воплями несущиеся вперед. Они несли с собой лестницы, табуреты, скамьи. Все это, должно быть, краденое, стянутое где-нибудь. Это были „места“ для желающих, для тех любопытных, что будут покупать их на месте казни… Они считали свою торговлю делом законным и безупречным. И смотрели на дело просто: если бы и их везли вешать, они не удивились бы, увидав эти лестницы и скамьи… Это было самое ужасное зрелище, какое я видел в жизни… Толпа пронеслась, образ ее затерялся среди пестроты жизни, но во мне он остался навсегда» (П. П. Гнедич. «Книга жизни»). Так закончилась история трагических героев «Народной воли». Процессия, напоминающая фантасмагории Босха, сопровождала их последний проезд по Петербургу.
Новый император Александр III, опасаясь покушений, вел гораздо более замкнутый образ жизни, чем его отец. Во время его поездки в Москву на коронационные торжества по всей линии Николаевской железной дороги были расставлены часовые на расстоянии 300–500 шагов друг от друга.
В 1881 году в придворных кругах столицы возникла тайная организация для борьбы с революционерами — «Священная дружина». В нее входили военные, чиновники, дипломаты, банкиры. Связи и финансовые возможности «Священной дружины» были велики, ее заграничные центры находились в Берлине, Вене, Париже. Она поставила своей целью уничтожить не только революционные организации в России, но и влиятельных революционеров-эмигрантов. «Дружина» даже издавала в целях провокации «революционные» газеты — «Вольное слово» и «Правда». Однако из-за неспособности ее участников к конспирации эта организация скоро стала темой анекдотов в Петербурге. В 1883 году она прекратила свою деятельность по желанию Александра III. Советы по искоренению крамолы поступали в Россию отовсюду; например, Бисмарк предлагал преследовать нигилисток, вовлекающих своими чарами юношей в революционное движение.
В 1882–1883 годах «Народная воля» пережила кризис, после которого уже не смогла восстановиться. Однако погубили ее не газета «Правда», не усилия «Священной дружины» и даже не повальные аресты заподозренных в причастности к ней, а предательство и провокация. Одним из тех, кто готовил покушение на Александра II, был штабс-капитан в отставке Сергей Дегаев. Он в числе других вел подкоп на Малой Садовой, позже был арестован, каким-то чудом бежал из тюрьмы и в 1882 году возглавил в Петербурге Центральную группу «Народной воли». И никто не подозревал о том, что побег Дегаева из тюрьмы организовал инспектор тайной полиции, подполковник Георгий Порфирьевич Судейкин. (Невольно вспоминается Порфирий Петрович — следователь из «Преступления и наказания» Достоевского. Мелькнет шальная мысль: Георгий Порфирьевич — не сынок ли?)
Два этих молодых человека (Дегаеву двадцать пять лет, Судейкину — тридцать два года) со столь разными биографиями заключили тайный союз. Подполковник Судейкин начал службу в провинции, был переведен в Петербург, но здесь продвижение в чинах приостановилось. Министр внутренних дел Д. А. Толстой недолюбливал энергичного карьериста. И тогда Судейкин придумал поразительный план. Вокруг Дегаева — одного из немногих «старых» народовольцев, оставшихся на свободе, собиралась молодежь, готовая к действию. По плану Судейкина, террористы должны совершать убийства крупных сановников, а он, по подсказке Дегаева, вылавливать их. Дегаев, глава революционного подполья, и Судейкин, поднявшийся по ступеням власти, со временем станут тайными диктаторами России. Будущие диктаторы встречались на конспиративной квартире Дегаева на Гончарной улице. Судейкин колебался, на кого организовать первое покушение: на брата царя — великого князя Владимира или на ненавистного начальника, графа Толстого? Решено быстро устроить покушение и на самого Судейкина, при этом легко ранить его, чтобы в правительственных кругах поняли, как он опасен в глазах революционеров.
Дегаев выполнял условия договора, выдавал членов «Народной воли», готовил задуманные покушения. Среди выданных им была В. Н. Фигнер — последний член Исполнительного комитета, остававшийся на свободе. То, что в организации есть предатель, становилось очевидным, но Дегаев умело отводил от себя подозрения. Один из молодых народовольцев, заподозренный в предательстве, покончил с собой, бросившись с моста в Неву.
Наконец, Дегаев был вызван за границу для объяснения с руководителями революционной эмиграции. Там он признался в сговоре с Судейкиным. Ему обещали сохранить жизнь, если он убьет Судейкина. Дегаев вернулся в Петербург, и в декабре 1883 года подполковник Судейкин был убит в квартире на Гончарной улице. А Дегаев, как ему и было обещано, при помощи бывших товарищей бежал за границу и поселился в Америке, где мирно скончался в 1920 году. Так — провокацией и предательством — завершилась история легендарной «Народной воли».
Заводь уходящего столетия
Город преображается. Слободские. Строительная лихорадка. Городские традиции. Знаменская площадь. Музыкальный Петербург. Роман престолонаследника. Революционное затишье. Иоанн Кронштадтский
Облик знакомого нам Петербурга — огромного города, плотно застроенного и заселенного, — сложился к началу XX века. А еще в 60-е годы XIX столетия город выглядел иначе. Постройки занимали меньше десятой части его площади, а значительная часть пространства, особенно на окраинах, — огороды, сады, пастбища, пустыри.
Деревянные дома с палисадниками оставались еще и на Невском проспекте, а между Пушкинской улицей и Знаменской площадью тянулся длинный забор, за которым находились огороды. Невский проспект от Знаменской площади до Александро-Невской лавры был «обстроен окруженными заборами деревянными домами с большими и частыми перерывами… На Петербургскую сторону, имевшую совершенно провинциальный вид, можно было переходить по Тучкову мосту… Каменноостровский проспект состоял из редких построек, перемежавшихся с длинными заборами, за которыми были обширные огороды…», вспоминал А. Ф. Кони.
Население Петербурга к началу 60-х годов составляло почти полмиллиона человек. Это немало — по численности населения он уступал в Европе лишь Лондону и Парижу. Но в 1881 году население Петербурга и его пригородов достигло уже почти миллиона, а в 1900-м — полутора миллионов! За сорок лет число жителей столицы утроилось. Что же произошло? Конечно, причиной стал не естественный прирост населения, он-то как раз был невелик. Две трети населения столицы составили новые жители, переселившиеся сюда со всех концов России.
После отмены крепостного права множество крестьян устремилось в города в поисках работы. Получив место на фабрике или на заводе, они перебирались в столицу вместе с семьями, поселялись на окраинах и в пригородах. К 60-м годам в Петербурге было 137 фабрик и заводов, а к 1900 году — уже 642. В основном это предприятия тяжелой промышленности — металлургические, машиностроительные, металлообрабатывающие. Среди хозяев новых заводов было много дельных, талантливых промышленников и инженеров — для них настало время больших возможностей.
